|
|
|
|
|
|
|
И по сей день можно слышать: «Сергей Эфрон? Это страшный человек!…» Речь идет о спутнике всей жизни Марины Цветаевой, о котором она писала: Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо.И действительно, она его не покинула ни в самые темные зигзаги его жизни, ни в самый страшный час у помоста плахи. Всё пыталась спасти его… Лицемерила ли она, когда в письме на имя не то Сталина, не то Берии писала: Это человек величайшей чистоты, жертвенности и ответственности.Всё, что случалось с Эфроном, даже самое худшее с точки зрения «морали порядочности», - для Марины Цветаевой всегда было не виною его, а только бедой. «Убийца», «предатель»… «рыцарь Белого движения», который в конце стал «платным агентом большевиков» – вот обвинения в адрес Эфрона, которые охотно подхватываются досужими языками. К сожалению, до сих пор в цветаеведении немало директивного: вместо документов – извлеченная неизвестно откуда голая информация. Конечно, на газетных страницах особенно не развернешься, но ведь многие архивы – не только личные или НКВД, но и французской, и швейцарской полиций – попросту закрыты. Архивы – молчат, сплетни – звучат…В ХХ веке история переломилась и в свои страшные водовороты втянула не одну судьбу. Судьба Сергея Эфрона – одна из трагичнейших. И негоже делать из него мстительного поручика Ярового… Обратимся к его истокам, к его началам. Его мать, Елизавета Петровна, из аристократической семьи Дурново, поменяла свое привилегированное положение генеральской дочери на нищую, полную тревог и лишений судьбу народоволки. Отец, Яков Константинович, крещеный еврей, выполнял самые ответственные, тяжелые поручения народовольческой организации, вплоть до физического устранения провокатора Ренштейна. Спасаясь от преследований, они перебрались в Париж, где в 1909 году умирает отец, а через год семью постигает трагедия – кончает с собой младший сын тринадцатилетний Костя, а вслед за ним и мать. Сергей Эфрон, находящийся в Москве на попечении старших сестер, страшно переживает смерть матери и любимого брата и заболевает туберкулезом. В это время, в 1911 году, в Коктебеле, в доме Волошина, произошла их встреча с Мариной Цветаевой. Вскоре они обвенчались. Марина Цветаева писала о нем: Он весь – лихорадочная жажда всего.Его старший брат Петр, сестры – все увлечены сценической деятельностью, втягивают они и Сергея. Он участвует в спектаклях студии Камерного театра, а также затевает собственное издательство «Оле-Лукойе», выпускает книгу своих рассказов «Детство», сборники стихов Марины Цветаевой и другие книги. Ничто пока не свидетельствует, что его деятельность будет носить политический характер. Но вот наступает 1914 год, и Сергей Эфрон – человек искусства – буквально продирается к участию в человеконенавистнической истребительной бойне, осуждаемой «совестью Европы» Роменом Ролланом и другими великими пацифистами. По здоровью он не годился для армии, но он устраивается в санитарный поезд, а потом в школу прапорщиков. На фронт Эфрону не пришлось попасть – он прикреплен к запасному полку, размещенному в Кремле, где и застает его Октябрь 17-го. И опять он добровольно устремляется в «лебединый стан» Белой гвардии, защищающей безнадежное дело русской монархии. Там он подписывает присягу, обязующую отказаться от своей личной жизни, отдать ее всю спасению родины. Особый пункт присяги требовал отречения от родителей, жен, детей… Эфрон предлагает собственный план, хотя понимает, что полковникам, скорее всего, не понравится инициатива какого-то прапорщика. Однако к нему прислушиваются и посылают его вновь в Москву с особым заданием – за деньгами и людьми. С Белой гвардией Сергей Эфрон проходит весь ее скорбный путь и в конце концов оказывается на береагх Влтавы – студентом пражского университета. Эфрон не был физически крепким, здоровым человеком, так что все его подвиги, требовавшие физического напряжеиня, не были для него естественными, а были надрывными. В них надрывалась его душа… Среди писателей, художников, артистов, ученых разве мало тайных агентов, разведчиков, шпионов, перебежчиков… Почему же именно имя Сергея Эфрона вызвало к себе со стороны многих столь упорное негативное отношение?… Не потому ли, что оно тесно связано с именем Марины Цветаевой, чья слава из неприметного забытья возгоралась всё и выше и выше и стала перекрывать звучание других ярких имен?… И возникла нужда, как говорил пушкинский Сальери, ее «остановить – не то мы все погибли»… Вступив в армию, чтобы сражаться, то есть проливать кровь, Эфрон изменил художническому делу – делу гуманизма. Но об этой его измене не говорят. Встав под Белое знамя, он изменил революционному делу своих родителей, посвятивших свою жизнь уничтожению самодержавия. Об этой его измене тоже не говорят. Свой путь в Белой гвардии он начал тайным агентом – лазутчиком во вражеском стане. Об этом тоже почему-то не говорят. «Жажда всего» у Эфрона, в том числе и политической деятельности, сказалась и в эмиграции. Эмигрантская среда никогда не была единой, она распадалась на разные группы, на разные либеральные и прочие движения. Сергей Эфрон не был с монархистами, с кадетами, которых иронически именовал «Дарданеллами Николаевичами», с эсерами – «мелкой земской единицей», с социал-демократами – «твердокаменными или твердолобыми» и т.п. Он всегда шел своим, особым, путем. Амплитуда его порывов необычайно широка: в Кондаковском институте в Праге он хотел уйти в монахи; был актером – оператором – журналистом и в конце концов избрал опасную политическую стезю. Из протоколов его следственного дела: Наша белоэмигрантская группа придерживалась антисоветской ориентации и одновременно антибелогвардейской.Он один из основателей Русского демократического студенческого союза и его журнала «Своими путями», один из редакторов сборников «Версты», которые подвергаются бешеным нападкам со стороны других эмигрантских органов печати за то, что «посмели» напечатать писателей из советской России, в том числе и тех, которые падут под гильотиной советского деспотизма. Эфрон - участник левого евразийского движения, один из редакторов газеты «Евразия». Наконец, он – председатель «Союза возвращения на родину». Алексей Эйснер, один из сподвижников Эфрона, который после Испании возвратился на родину и свое отсидел, сказал: Мы были идеалистами и фанатиками.В то время как большинство эмиграции погрязло в партийных и групповых распрях и мечтало возродить свою монархию, свою республику, свое Временное правительство… (Недаром один очень умный человек сказал: А что будет, если советская власть падет и вся эмиграция возвратится в Россию? Да мы же все перестреляем друг друга!…),- Сергей Эфрон думал о Родине, всеобщей России, которой предназначено освободить мир от «ига духовного рабства»… Еще в России, в смутный период между Февралем и Октябрем, посещая клубящиеся возле памятников Пушкину и генералу Скобелеву митинги, Эфрон произносил высокие слова: «Гражданин человечества»… «царство свободы и справедливости»… Вот его портрет того времени: На худом, нервном лице – огромные серо-зеленые глаза (озера)…Большевиков он не принял как носителей зла, возводящих новое царство насилия и несправедливости. В Белой идее он видел ту силу, которая способна была одолеть царство зла. Но Эфрон разочаровался и в добровольческом движении. В 1924 году он пишет статью «О добровольчестве». Добровольчество начиналось теми, чью душу переполнило «не могу»: не могу выносить зла, не могу видеть предательства, не могу соучаствовать – лучше смерть.Белая идея начинала с лозунга «За Родину!», но всё более и более обрастала «черной плотью», которая жаждала не свободы для народа, а возвращения поместий, имущества, привилегий и несла карательные отряды, порку, виселицы, отбирание награбленного…Белую идею несли благородные «Георгии», а «черную плоть» составляли разложившиеся «Жоржики»: пьяный мародер… взяточник-контрразведчик…, вымогатель, кокаинист, преступник… бывший пристав, от которого страдала вверенная ему округа…В се они призывали к соблюдению долга и принесению всевозможных жертв на «алтарь отечества»…Здесь – эмиграция, раздираемая внутренними склоками, там – истерзанная, истекающая кровью Великая Россия, над которой восходят миражи свободы, благословляемые Роменом Ролланом и другими великими гуманистами. Вот расклад, в котором очутился Сергей Эфрон – этот неуемный «бабушкин внучек», с жаждой деятельности и печатью жертвенности. Кончаются войны и революции, власти приходят и уходят, а народу выправлять все вывихи и изломы покореженной земли… Непричастность к дальнейшей судьбе Родины породила у Сергея Эфрона чувство вины и жажду искупления. Он надеялся, что рано или поздно народ избавится от ига большевизма и обретет свой настоящий путь – путь великой России. А пока нужно было примириться с родиной, какая она есть, и заслужить ее прощение и возможность вернуться туда, где творилась ее подлинная история. Мир раздирался противоречиями. Наступление фашизма, гражданская война в Испании, злоба мировой реакции против Советского Союза… Эфрон не предавал своих друзей, но он готов был бороться с врагами родины, тем более что столько самых передовых европейских умов – Пабло Пикассо, Анатоль Франс, Гербрет Уэллс, Бернард Шоу, Лион Фейхтвангер, Андре Мальро и другие – осеняли своим благословением политические миражи, говорили о расцвете народной жизни в советской России… «Союз возвращения» оказался опутанным паутиной тайной советской полиции. О деятельности Эфрона, о его связях с советской разведкой, наконец, о «деле» Эфрона, извлеченном из архивов КГБ, в последние годы пишут много, но по сути о его роли тайного агента мы знаем еще очень мало. Аркадий Ваксберг, которому многое известно, в статье «Правда о платном агенте» пишет: История вербовки Эфрона, равно как и отчет о его деяниях,В последнем слове на суде Военной коллегии Сергей Эфрон сказал: Я не был шпионом. Я был честным агентом советской разведки.Разброс мнений насчет действий С.Эфрона в качестве «платного агента», начиная с того времени, когда в определенных эмигрантских кругах его стали называть «большевиком»,- велик. Он, дескать, виноват и в похищении генерала Кутепова в 1930 году, и в похищении генерала Миллера в 37-м (оба были председателями РОВС*), и в убийстве Игнация Рейсса, и в смерти Андрея Седова – сына Троцкого (который загадочно умер в парижском госпитале в 1938 году, когда Эфрон уже был в Москве), и т.д. Наиболее громким было дело Рейсса, которое получило широкую огласку. Эфрон в нем то ли был главным организатором, то ли сам принимал участие в убийстве, то ли он только был в автомобиле, который вез убийц, то ли его в этом автомобиле не было и он был лишь диспетчером, передающим чужие указания, то ли он вообще и не подозревал о замысле убийства и т.п. Все это пока остается неясным. Говорят о каких-то документах, но никто этих документов не предъявил. И по сути ничего существенно нового по сравнению с западными публикациями 1937 года не добавлено. А можно ли, например, доверять показаниям Ренаты Штейнер – певички, личности очень сомнительной, которая принимала советское подданство, выходила замуж за сотрудника НКВД, снова уезжала на Запад и т.д. Достоверно известно лишь то, что Эфрон содействовал НКВД в вербовке агентуры среди белоэмигрантов и французских коммунистов и то, что он вербовал добровольцев в Испанию. Да, он был тайным агентом. И в этом его главная вина. Но быть тайным агентом Эфрону не привыкать. Змеиного укуса труднее всего избежать строящим воздушные замки. Сколько пылких сердец попадали в ловушки коварства… Увы, Сергей Эфрон не дотягивал до поэта – потому и угодил в наиболее грязную политическую ловушку. Вправе ли творить свои скороспелые суды над слепыми жертвами коварных сплетений умеющие вовремя умывать руки? Прежде чем нагнуться за камнем, чтобы бросить в Сергея Эфрона, задумаемся вот над чем. В продолжающейся до наших дней кровавой истории ХХ века столько могил ушедших умирать (в том числе и добровольно) – за что? За Гитлера? За Сталина? За Саддама Хусейна?… И каковы были все деяния наших близких, чьи портреты мы бережно храним?… Известно, что в 1937 году, после разоблачения причастности советской агентуры к ликвидации невозвращенца Игнация Рейсса, Эфрон бежал в Советский Союз. На родине он был арестован и расстрелян как иностранный шпион. Ах, как хочется многим узнать цену «платного агента»! Сколько сребренников он получал за предательство… Но ведь своего Христа он не предавал – предавал он только свои старые иллюзии, взамен которых получал новые. И за всё с ним сполна расплатились. Не квартирами в высотных домах, не особняками, не орденами, а плахою. Смешно, когда французский литератор Ален Бросса, честя Эфрона: «виновный», «убийца», - пишет: Рейсс – человек достойный; вызывающий восхищение ветеран революционного движения и т.д.Ведь Рейсс шестнадцать лет был видным сотрудником НКВД, занимал там очень высокие посты (за какие заслуги?), долгие годы был советским резидентом за границей и лишь в 1937 году, убоявшись возможной расправы, отказался вернуться в Москву, стал перебежчиком. Велика честь таким «героям»… Уж он-то лучше, чем Эфрон, знал, что варилось все эти годы на тайной кухне сталинской деспотии… Велика ли вина Сергея Эфрона, что он, имея характер воина, готов был бросаться в слепую авантюру подвига, толком не умея отличить истину добра от истины зла? Нет, это его великая беда!… А могла ли Марина Цветаева, о которой досуже спорят: знала – не знала… Могла ли она так легко его бросить с этой бедою у порога плахи?… Известны слова Марины Цветаевой на допросе в парижской полиции: Его доверие могло быть обмануто, мое к нему – никогда.Эфрон был расстрелян 16-го октября 1941 года. В 1956 году он был реабилитирован Военной коллегией. А если говорить о действительной вине Сергея Эфрона, так она в том,
что у него не хватило мужества посвятить свою жизнь служению Великому
Поэту… |
 |
 |
|
|
 |
|||
